пятница, 29 августа 2014 г.

Причины отпадения старокрещеных татар Среднего Поволжья в мусульманство в ХIХ веке

Загидуллин И. К.
Причины отпадения старокрещеных татар Среднего Поволжья в мусульманство в ХIХ веке / Материалы международного симпозиума «Ислам в татарском мире: история и современность», Казань, 29 апреля — 1 мая 1996 г. // Панорама-Форум. — 1997. — № 12.



Серьезное исследование причин и предпосылок отпадения крещеных татар Поволжско-Приуральского региона в мусульманство началось в ХIХ в., наряду с изучением истории и деятельности русской православной церкви. Миссионерская деятельность являлась составной частью жизни церкви, которая усиливалась и расширялась с увеличением территориальных приобретений Российского государства. В Среднем Поволжье христианизация местного населения стала одной из главных функций церкви. Поэтому изучение в ХIХ в. истории православной церкви предполагало исследование взаимоотношений между церковнослужителями и коренными народностями края.
Массовое движение крещеных татар за отказ от православной церкви и возврат в ислам привело к появлению большого количества работ, раскрывающих миссионерскую деятельность церкви среди коренных народностей Среднего Поволжья. Поскольку большинство авторов были миссионерами или представителями церкви, они были заинтересованы в выявлении причин отпадения крещеных татар в мусульманство и издержек в миссионерской работе церкви.
Массовое движение крещеных татар за смену вероисповедания привело к требованию со стороны верховных светских и духовных властей отчетов об объективных причинах отпадения. В этом отношении их труды можно рассматривать в определенной степени как выполнение социального заказа государства и церкви. Авторы ХIХ — начала ХХ вв. могли без боязни за свою карьеру описывать истинное положение дел в «христианском просвещении» в предыдущие столетия. Их исследования требуют пристального внимания. Анализ этих работ наводит на мысль, что им был на руку показ всех проблем и трудностей, стоящих перед церковью. И, наконец, данные исследования несли определенную нагрузку по пропаганде новой русификаторской системы Н. И. Ильминского, ибо они показывали пагубность и невозможность использования в дальнейшем традиционных методов миссионерской работы среди язычников и мусульман и тем самым открытым текстом или намеками указывали на необходимость перехода к системе И. И. Ильминского.
Главными причинами отпадения крещеных татар в мусульманство миссионеры первой половины ХIХ столетия считали механическое, номинальное крещение «инородцев» в предыдущие столетия и «мусульманский фактор». Исследователи данного вопроса во второй половине ХIХ в. к этим причинам добавляли ещё и эффективные действия своих коллег в дореформенный период.
«Инородцев» Среднего Поволжья, подвергавшихся христианизации до 1740 г. принято называть «старокрещеными», а после этой даты — «новокрещеными». Условной чертой, разъединяющей эти две группы «христиан-инородцев», является год основания «Новокрещенской конторы».
Как известно, в ХIХ в. наибольшую активность в движении отпадения в мусульманство проявляли новокрещеные татары. Среди старокрещеных татар отказ от церкви был сравнительно редок. В этой связи необходимо вкратце изложить особенности и результаты политики христианизации в Среднем Поволжье отдельно по обоим периодам, в течение которых произошло формирование двух групп крещеных татар.
Широкие карательные действия военных отрядов московского правительства в ходе Отечественной войны татарского народа в 1552—1556 гг. за свою независимость, в которой активное участие приняли и представители других коренных народностей региона, формировали у населения бывшего Казанского ханства обостренно-отрицательное отношение к русским властям.
Христианизация во второй половине ХVI-ХVII вв. воспринималась коренными народами только как один из элементов введения нового порядка в регионе. По справедливому замечанию Г. Перетятковича, «они (коренные народности — И. З.) должны были приспосабливаться к московским порядкам, к которым в то время и своему было трудно привыкнуть, а не то что к чужому». [1]
Непростая для новых властей общественно-политическая обстановка в регионе вынудила царское правительство прибегнуть к характерной для средневековья тактике освоения вновь приобретенных земель: переселение местных народностей с окрестностей военно-политических центров, крепостей-городов Казань, Арск, Ядринск (основан в 1595 г.), Чебоксар (1555 г.), Цивильск (1590 г.), Свияжск (1551 г.), изъятие у них земель, расположенных вдоль рек Волги и Камы, имевших важное значение как основных транспортных артерий, соединяющих регион с московскими землями, а также вдоль важнейших дорог.
«Царское правительство смотрело на мордовские земли как на постоянный фонд для раздачи их служилым, — указывает С. Х. Алишев. — Сначала эти земли объявлялись дворцовыми, а затем ими наделялись помещики. «[2] В результате во второй половине ХVI-ХVII вв. произошло массовое передвижение мордвы с запада на восток, на современную территорию Мордовской Республики. Вынужденное переселение чуваш и марийцев было незначительным и имело локальный характер. Большие изменения произошли в расселении татарского населения, которое по целому ряду причин уходило на территорию современного Башкортостана и оренбургской степи. [3] Со второй половины ХVII в. в связи со строительством Закамской укрепленной линии усилился миграционный процесс среди населения Предкамья в Закамье и Уфимский уезд.
Основными причинами переселения коренного населения из Предкамья и других регионов бывшего Казанского ханства стали военные и репрессивные действия московских властей в 1552—1556 гг. и их последствия, национальная и социально-экономическая политика царского правительства по отношению к «инородцам», в том числе насильственная христианизация, произвол местных русских чиновников, боязнь населения порабощения феодалами, и сам факт массового притока русского населения. [4] Поэтому мы вправе считать миграционные процессы покоренных народов пассивной формой социального протеста народных масс против внутриполитического курса царского самодержавия. Применительно к местным условиям, в Казанском крае была проведена политика опричнины в области землевладения. Раздача земель монастырям и церкви, русским феодалам и служилым людям, вольным русским крестьянам была составной частью этой политики, которую следует называть «правительственной военно-феодальной колонизацией» региона.
В Среднем Поволжье в целом помещичье-монастырское землевладение, по сравнению с центральными районами Российского государства, не получило столь широкого распространения. Однако необходимо подчеркнуть, что период интенсивного оформления русского помещичьего и церковно-монастырского землевладения приходится на вторую половину ХVI-ХVII вв.
В глазах местных народов, особенно в первые годы «знакомства» с новыми властями, церковь представилась прежде всего не как главный идеолог Московского государства, а предприимчивый, инициативный, сильный феодал-колонизатор. В 1552 году был основан Зилантов монастырь, в 1556 г. — Казанский Спасо-Преображенский монастырь, Богородицкий монастырь в Свияжске. До конца ХVI в. их ряды пополнились Троицкими монастырями в Казани, Свияжске, Чебоксарах, Богородицким женским, Иоанно-Предтеченским и Федоровским монастырями... Правительство, хорошо осознав возможности монастырей и церкви в деле колонизации края, создало для них, как и для всего пришлого населения, по сравнению с центральными районами государства, льготные условия, что выразилось в щедрой раздаче им наиболее доходных и лучших земель. Не случайно церковными владениями стали земли вокруг Казани и вдоль Волги.
В первое столетие после взятия Казани церковнослужители активно занимались, благодаря царской милости, строительством монастырей и расширением своих владений. Укрепление материальной базы и своего благосостояния во второй половине ХVI-ХVII вв. было одним из основных направлений деятельности православной церкви в регионе. Этому благоприятствовала и общественно-политическая ситуация в стране, в первую очередь, тесный союз царского самодержавия с церковью. По привилегиям и размерам вотчин никто из местных феодалов не мог сравниться с архиереем. Митрополиты участвовали даже в распределении земельных угодий между переселенными, направленными правительством на службу в Предкамье русскими феодалами. Они здесь ведали не только духовными, но часто и мирскими делами. [5]
С приходом к власти царя Алексея Михайловича расширение монастырского землевладения начало ограничиваться, и в Казанском крае церковь постепенно была вынуждена отказаться от дальнейшего увеличения земельных угодий. Во второй половине ХVII в. расширение владений епархии продолжалось благодаря стараниям казанского митрополита, занимавшегося насильственным захватом земель татар и марийцев. К 1710 г. в архиерейских вотчинах числилось уже 1978 крестьянских дворов. [6]
Расширение русского помещичьего землевладения в крае происходило следующим образом. С одной стороны, раздачей правительством земельных угодий, в том числе бывших владении местного населения, [7] русским дворянам и служилым людям, с другой стороны — самовольным захватом последними земель коренного ясачного населения. [8] На такие поступки служилых людей и дворян, действовавших обычно путем насилия или обманом, правительство смотрело как на «наименьшее зло», которое в рассматриваемый период являлось составной частью процесса русской колонизации края. Отвод татарским князьям и мурзам за службу поместий в небольших размерах в Среднем Поволжье и различных местностях Российского государства, где они обязаны были проживать, и передача их поместий в большинстве случаев русским дворянам, служилым людям и церкви означала потерю татарскими феодалами контроля и влияния на местное население края, затруднение постоянного общения с мусульманами, а также свертывание связей между самими татарскими феодалами и усиление экономической зависимости их от царского правительства — в целом же ослабление татарских феодалов как сословия.
Одновременно происходило хаотичное, «вольное» переселение из центральных районов России тягловых крестьян, которые бежали от ужасов опричнины 1565-1572 гг., усиления крепостных порядков, социально-экономического гнета, репрессий властей в ходе подавления народных волнений и правовой незащищенности, что обостренно проявлялось в годы политической нестабильности в стране. Наиболее близко по своему правовому статусу к ясачным крестьянам находилось пришлое тяговое и посадское русское население. В ХVII столетии для него было «характерно зависимость от произвола местных чиновников, экономическая несостоятельность большинства, господство мироедов, умственный застой и грубость нравов». [9]
Правительство и церковь давали определенные льготы русским крестьянам и тем самым поощряли переселенческое движение тяглового населения в Среднее Поволжье, которое, по мнению властей, должно было выполнять функцию социальной, этнической и религиозной опоры местной администрации в деле колонизации края, управления регионом и христианизации «инородцев». Поэтому в рассматриваемый период и в социально-экономическом, и в правовом положении пришлое русское тягловое население имело привилегированное положение по сравнению с коренными народами. [10]
Социально-экономическое и общественное положение податного сословия и эксплуатация местными светскими и духовными феодалами, властями, сближали русских и местных крестьян, позволяли находить общие точки соприкосновения, сходные интересы. Сельскохозяйственное производство способствовало постепенному налаживанию и укреплению хозяйственных связей между ними, взаимообогащению материальной и духовной культуры. Неотчужденность их друг от друга доказывается совместными, сплоченными действиями против властей, особенно со второй половины ХVII в. Однако именно Поволжье во второй половине ХVI-ХVII вв. приобрело в России печальную известность разбойничьими действиями русских простолюдинов, что отрицательно сказывалось на экономическом положении местных крестьян. «Одни являлись с требованием у них земли, другие хотели жить за счет их труда». [11] Кроме того, царское самодержавие превратило Среднее Поволжье в место ссылки из центральных районов страны уголовных элементов и лиц, попавших «в опалу».
В результате неоднозначных миграционных процессов и политики колонизации в Средневолжском регионе в 1719 г. численность русских составила примерно 490 тыс. человек. [12] На территории современной Татарии к середине ХVIII в. русские составляли 52% всего населения, татар осталось около 40%, других народностей — 8-10%. [13]
Управление завоеванными землями было организовано по полувоенному порядку. Первоначально на территории бывшего Казанского ханства были организованы самостоятельные Казанское и Свияжске воеводства.
В России воеводы выступали в роли сатрапов подчиненной им административно-территориальной единицы, сосредоточив своих руках судебную, административную, налоговую, военную функции. Основные звенья местного управления в регионе представляли русские служилые люди. Служилые татары использовались в основном в низших ступенях чиновничьей иерархии, где необходимо было знать язык, традиции населения. Царское самодержавие создавало только «видимость допуска нерусских народов к управлению краем и тем самым привлекало к себе господствующие слои нерусского населения». [14]
А в целом, особенно в судебных и следственных делах проявлялась «во всем безобразии бесчеловеческая жестокость, которая, вследствие привычки к ней, употреблялась даже без всякого грабительского побуждения, а так, ради нее самой. Жизнь иноземцев ценилась ни за что» — таково мнение о деятельности служилых в местных органах власти известного историка Н. Фирсова, исследовавшего положение «инородцев» в Московском государстве в ХVI-ХVII вв. [15]
Было бы неверно приписывать подобное отношение только русским служилым людям. Служилые люди нерусской национальности поступали с местными крестьянами таким же образом. [16]
Вследствие систематических и повсеместных правонарушений чиновников, правительство наказывало каждому новому воеводе от имени царя торжественно признаться перед местными народностями области, куда он посылался, в том, что «при прежних правителях действительно им приходилось терпеть от служилых людей всякого рода обиды и насилия, и обещать, что впредь этого не будет». [17]Чтобы не быть голословными, приведем цитату из исторического документа. В 1677 году царь Федор Алексеевич писал следующее: «ведомо нам учинилось, что в низовьях городах ходят в съезжих избах вместе приставов, для толмачества, всяких чинов, многие люди, без нашего указу собою и в уезду ездят и из уездов ясачную черемису, взяв из домов их, привозят к себе на дворы и держат их у себя дома в цепях и железах и морят голодом и которые ясачные люди дают большие откупы, и тех освобождают». [18]
Налоговый гнет царского правительства, произвол и грабеж представителей русской администрации, « привычка на место права поставлять силу», попрание служилыми права собственности, «личной свободы, чести и даже жизни инородцев», [19] настраивали народы против власти, приводили к массовым выступлениям протеста.
Здесь следует указать на восстание 1573 г., в котором участвовали марийцы, татары, чуваши, удмурты, башкиры. В 1582—1584 гг. в Среднем Поволжье произошел «общий бунт» против миссионерской деятельности властей. В 1592 году население 12 волостей мари и татар вышло из повиновения правительства. Национальный, религиозный, социальный гнет царского самодержавия способствовал активному участию коренного населения региона в крестьянском восстании под предводительством И. Болотникова в 1606—1610 гг. [20] Против жесткого налогового гнета правительства в 1616 году сплоченно выступали татарские, чувашские, башкирские, марийские, удмуртские крестьяне. Массовое неповиновение властям охватило огромную территорию от Сарапула до Мурома, и вошло в историю как «Еналеевское восстание». В период крестьянского восстания под предводительством С. Разина в 1670-1671 гг. Среднее Поволжье превратилось в один из центральных района неповиновения населения властям. [21] С. Разин обещал «инородцам» свободу вероисповедания, и весь край, «ожесточенный насилиями приказных людей, совершаемых иногда под прикрытием религиозной ревности», пришел в сильное волнение. По мнению авторитетного историка русской православной церкви П. Знаменского, «торжество государства над бунтом было вместе и торжеством церкви».[22]
В 1555 году была образована Казанская епархия, в состав которой вошли Казанское и Свияжское воеводства, а после событий 1556 г. и земли бывшего Астраханского ханства. Даже после отделения в 1602 году самостоятельной Астраханской епархии территория, подчиненная казанскому архиерею, оставалась огромной. Если ее сравнить с картой расположения православных епархий в середине ХIХ столетия, то нетрудно увидеть, что она охватывала земли восьми епархий (губерний) — Казанской, Уфимской, Симбирской, отчасти Самарской, Саратовской, Нижегородской, Вятской и Пермской. [23]
В ХVII в. (1672 г.) была учреждена Нижегородская епархия, куда вошла небольшая часть Казанской епархии. Географические рамки кафедрального округа и низкий уровень коммуникаций не позволяли оперативно руководить всей паствой. Объезд всей епархии архиереем был делом объективно невозможным. [24]
Казанская кафедра была учреждена на церковном соборе 1555 г., созванного по инициативе царя Ивана IV. Первым архиепископом новой кафедры был назначен любимец царя и митрополита Макария игумен Гурий. Согласно «наказной памяти», данной Гурию царем и архиепископом при отправлении его в Казань, он обязан был проявлять особую заботу о тех, кто принимал крещение, приручать к себе, обласкать, беречь во всем, чтобы остальные «инородцы», видя «таковое благочестие и брежение и жалование новопросвещенным», тоже захотели стать православными. При проведении христианизации Гурий должен руководствоваться «началами любви христовой» — ему было повелено крестить только тех «инородцев», которые пожелают креститься добровольно, вести миссионерское дело путем убеждения, «без жесткости» и насилия. Более знатных татар предлагалось наставлять новой вере в своем доме, а других рассылать для христианского просвещения в монастыри. При чем советовалось угощать и поить и тех татар, которые «придут к архиепископу с просьбою не о крещении», и «обходиться с ними кротко, убеждать к принятию христианства тихо». [25]
Этой инструкцией правительство представляло архиепископу, в случае крещения, также «право печаливания» и даже в некотором роде право представления убежища и спасения от наказания тех «инородцев», которые были осуждены властями. Более того, в инструкции казанскому архиерею рекомендовалось самому выведывать у руководителей местной администрации о татарах, подвергнутых за совершенные преступления легким наказаниям, и просить об их помиловании, даже если осужденные сами не заявляли о помощи. Такими путями «как возможно, так архиепископу татар к себе приучати их любовью на крещение». Правительство предписало наместнику и воеводам не только слушать архиерея в духовном наставлении, но и «советоваться с ним о всяких делах государских любовно, безо всяких хитрости», вообще, во всех государственных делах архиепископ должен был высказывать свое мнение. [26]
Среди историков существует две точки зрения относительно этого документа. Ряд историков (Ханс Хайнрих Нольте, Йозеф Глазик, Михаил Клименко, Андреас Каппелер) видят в «наказной памяти» проявление религиозной толерантности в России. [27] Другая группа историков рассматривает «наказную память» в общем контексте отношения русской церкви к исламу. На наш взгляд, при анализе данной инструкции необходим прежде всего конкретно-исторический подход.
Прежде чем перейти к нашим аргументам относительно истинности намерений московского правительства, необходимо отметить следующее. Во-первых, как видно, архиепископ Гурий и его помощники Герман и Варсонофий были отправлены в Казань не как руководители православной паствы, ее нужно было еще создать, для чего сначала требовалось прекращение боевых действий в крае, а прежде всего как миссионеры, уполномоченные большой властью. При чем архиепископ Гурий, несмотря на свой высокий духовный сан, должен был лично заниматься крещением «инородцев», что отчасти объясняется отсутствием в крае миссионеров.
Во-вторых, в документе даются установки для ведения миссионерской работы среди татар-мусульман, хотя в крае проживало значительное число чуваш, марийцев, мордвы, удмуртов. Следовательно, «наказная память» является инструкцией миссионерам, направленным в Казанский край для христианизации татар-мусульман.
Символично, что еще до организации кафедры, после взятия Казани в 1552 г. были насильно крещены жители города. В духе крестоносцев и воинствующего миссионерства происходили разрушения мечетей, закладка церквей, монастырей. Казанская епархия была учреждена в местности, где уже три года шли крупномасштабные боевые действия. Инструкция не меняла отношения самодержавно-церковной власти к исламу — бороться с ним как с враждебной религией.
Научно доказано, что в Предкамье русские получили возможность заселения только в 1557 году. [28] Организация казанской епархии до прекращения войны уже является красноречивым фактом намерений царского правительства в отношении дальнейшей судьбы мусульман. Отметим также, что именно по настоянию архиепископа Гурия в 1556 г., когда крещеные татары приняли участие в восстании в Казани, все татары-мусульмане, доказавшие свою преданность московскому правительству не в одном сражении с восставшими народами края, были выселены из крепости на местность за р. Булак — в Кураишевскую слободу, впоследствии названную Старой Татарской слободой. [29]
На содержание «наказной памяти» оказали существенное влияние два фактора. Первый фактор — это покорение Казанского ханства. В дальнейшем духовная и светская власти должны были изменить свое отношение к мусульманам, и рассматривать их не только как «христианоубийцев», но и как подданных русского государя. Поэтому нужно было отказаться от религиозного фанатизма, нагнетенного властями накануне Казанского похода, ибо он не способствовал улучшению взаимоотношений властей с местным населением. В этом плане «наказную память» следует рассматривать в одном контексте с инструкциями светским властям, предписывающими воеводам корректное отношение к «инородцам».
Второй фактор — военно-политическая и этно-демографическая ситуация в крае. С одной стороны, Средневолжский регион представлял район наибольшего благоприятствования для сотрудничества царского самодержавия и церкви. Во вновь завоеванных землях их интересы совпадали и они нуждались друг в друге. В Среднем Поволжье церковь, по милости царя, имела более привилегированное положение, чем в центральных регионах России. С другой стороны, в сложной военно-политической обстановке традиционно жесткая миссионерская работа «иосифлян» в крае однозначно привела бы к углублению и расширению военного противостояния местного населения и центральной власти, а царское правительство нуждалось в скорейшем разрешении кризисной ситуации. В таком случае оно выигрывало как в военно-политическом, так и экономическом плане. Успешная колонизация края во многом зависела от отношения населения к духовным и светским властям.
Поэтому в «наказной памяти» прозвучало не свойственное тогдашним общественным и межконфессиональным отношениям в средневековой России предписание миссионерам о крещение мусульман по желанию. Исходя из вышеизложенного, мы вправе считать «наказную память» новым словом во внутриполитическом курсе царского правительства в Среднем Поволжье, сформированном с учетом конкретной военно-политической обстановки в регионе.
В условиях тоталитарного царского режима в решении практически всех вопросов и проблем преобладал авторитарный метод. Когда речь шла о крещении мусульман применение силы как бы предполагалось, напрашивалось. Сопротивление татар так же толкало власти на использование принудительных мер. Одним словом, превышение полномочий священнослужителем, унижение «иноверцев» и давление на «инородцев» воспринимались царским правительством как нежелательные, но возможные, а порой и необходимые меры, как «издержки» христианизации.
Как известно, район военных действий в 1552-1556 гг. охватил всю территорию, населенную казанскими татарами. [30] В этом плане обращение царя в «наказной памяти» главного внимания на крещение мусульман вполне объяснимо.
Возможно, что деятельность могущественного архиепископа-миссионера, личного представителя царя, по облегчению участи осужденных и плененных мусульман, пусть через крещение, в условиях войны, могла способствовать, в определенной степени, установлению менее конфронтационных отношений населения с властями. Получалось так, что в отличие от военных, деливших население на «наших» (т. е. признавших их власть, плативших налоги) и «не наших» (восставших), в лице духовных властей местное население должно было увидеть вторую, более лояльную и проявлявшую определенную заботу об «инородцах» силу, с которой считалось и светское начальство.
Из присланных в Казань в 1555 году миссионеров — архиепископа Гурия, архимандритов Германа и Варсонофия, только последний знал татарский язык. Это обстоятельство сужало их возможности в христианском просвещении мусульман. В 1567 г. Варсонофий был назначен епископом в Тверь. Архиепископ Гурий (1555-1564) в последние три года своей деятельности из-за болезни не мог ходить и его носили в церковь на носилках. Архимандрит Герман построил в Свияжске Борогодицкий монастырь, превратил город в центр христианизации. После смерти Гурия Герман (1564-1567) был назначен руководителем казанской кафедры.
В периоды архиерейства Гурия и Германа интенсивно строились монастыри. В это время в монастырях Зилантовом, Спасо-Преображенском в г. Казани и Успенском в г. Свияжске были открыты три училища для детей крещеных «инородцев».
Учитывая низкий уровень образованности духовенства страны, не говоря уже о простом народе, открытие училищ для крещеных «инородцев» следует признать большой заслугой Гурия и Германа. Оно стало заметным событием в истории духовных школ в России. Безусловно, в этих школах обучались дети и пришлых русских людей. Нет сведений об учреждении таких училищ для детей православного русского населения. Отсутствие исторических документов не позволяет нам что-либо говорить о системе комплектования этих школ учащимися (Н. В. Никольский — исследователь христианизации чуваш в ХVI-ХVIII вв., считает, что набор производился путем принуждения[31]), о качестве обучения и его результатах. Однако можно с уверенностью сказать, что деятельность этих школ в силу многочисленности «инородческого» населения и малого числа учащихся имела больше символическое, пропагандистское значение, чем практическое. Во второй половине ХVI-ХVII вв. языком богослужения и обучения служил трудный для изучения детей коренных народов церковно-славянский язык.
Следующая полоса активной миссионерской деятельности православной церкви в крае связана с именем митрополита Гермогена (1589-1606). Причину приостановки христианской проповеди на целых 20 лет историки церкви склонны объяснять быстрой сменой архиепископов (6 человек) и отсутствием у них «ревности своих предшественников» и «той близости к царю, какою пользовались их предместники, которым царь достаточно способствовал в их святом деле». [32]
В феврале 1591 г. митрополит Гермоген собрал всех новокрещеных Казанского уезда в соборной церкви Пречистой Богородицы и несколько дней читал им проповедь. (Если новокрещеные поместились в одной церкви, видимо, их число было незначительным). Новокрещеные не только не хотели слушать увещевания архиерея, но и выразили сожаление, что «оставили» ислам. Гермогену пришлось начать работу по закреплению новокрещеных в христианстве. По его просьбе в 1593 г. царь Федор Иванович предписал местным воеводам «сильным выговором» усилить жесткие меры по христианизации новокрещеных: переселять их подальше от нехристиан, установить надзор за их религиозной жизнью и исполнением христианских обрядов через благонадежного «боярского сына, который от службы поотбыл», в случае «плохого поведения» новокрещенных заключать их в тюрьму, пытать, «в цепи сажать», приводить для увещевания к митрополиту, а мусульманские мечети в Казани разрушить.
В ХVII в. просвещение местных инородцев через школу отходит на задний план. Нет сведений о деятельности монастырских училищ в Казани, что наталкивает на мысль об их закрытии. Видимо, продолжала функционировать только школа в Свияжском Успенском монастыре.[33] Спасено-Юнгинскому монастырю, основанному в 1627 г. в местности, где проживали марийцы (упразднен в 1767 г.), было предписано христианское просвещение «инородцев». [34] Есть сведения о том, что казанских «инородцев» посылали в новгородские монастыри для просвещения. [35]
В течение ХVII в. из восьми архиереев, назначенных после 1611 г. в Казанскую епархию, в исторических документах зафиксирована миссионерская деятельность только митрополита Лаврентия (1657-1672). В 1659-1660 г. митрополит просил царя Алексея Михайловича передать в его распоряжение Свияжский монастырь для «увещевания инородцев», [36] что и было сделано.
На результаты христианизации татар-мусульман и других «инородцев» в Среднем Поволжье в ХVII в. оказало влияние множество факторов. Из первостепенных следует выделить внутриполитическую ситуацию в стране, прежде всего период «смуты», внешнеполитическое положение России, волнение народных масс в регионе и раскол в русской церкви 1660-х гг. Пассивность церковнослужителей во второй половине ХVII в. мы склонны связывать с последним указанным фактором. Политика по вопросам религиозного обряда, разделившая не только церковников, но и русское общество на два лагеря, заставила руководство православной церкви сосредоточить все свое внимание, привлечь лучшие силы и сторонников на решение внутрицерковных проблем, что оставило внешнюю миссию без должного контроля.
Раскол получил довольно широкое распространение среди русского населения средневолжского региона. Кризис русской церкви заставил епархиальное начальство начать совместно с местными властями ожесточенную борьбу против новой «ереси». В результате и так слабая миссионерская деятельность по просвещению христианским учением коренных народов края через школу свертывалась. В частности, отсутствие среди старокрещеных «инородцев» Среднего Поволжья раскольников наглядно показывает результаты православной миссионерской деятельности за сто лет после покорения Казанского ханства. С установлением общественно-политической стабильности, правительство с характерной для своего внутриполитического курса прямолинейностью, начало помогать церкви крестить местное население. Работа священнослужителей была «облегчена», на первый план вышло принудительное крещение с насильственными мерами или материальными подачками. Методы борьбы с мусульманством самодержавно-церковная власть перевела и на раскольников. Безусловно здесь была своя специфика. Однако, сам подход к искоренению раскола остался практически без изменений. По другому и не могло быть — методы жесткой борьбы с инакомыслием как в церкви так и в государстве были предопределены всем ходом исторического развития царской России.
Вследствие дальности расстояния от церквей до населенных пунктов «инородцев», незнания церковнослужителями татарского языка и основ ислама, отсутствия надлежащего образования православных духовных лиц, мало понимавших сущность и дух христианства, [37]церковь не способна была вести полноценную миссионерскую работу среди татарского населения. В рассматриваемый период даже при добровольном крещении «инородец» не мог усвоить основы православной веры и оставался прежним язычником или мусульманином. [38]
Однако, было бы неверно полностью отрицать влияние русской культуры и православия на «инородцев». В тех селениях или местностях, где татары проживали совместно с русскими, или тесно общались с ними, зафиксированы сведения о знании ими русского языка и письменности. Например, Н. В. Никольский указывает, что «татарин Дасайно Аишев с детьми своими учен русской грамоте». [39]
К началу ХVII в., по подсчетам Р. Ф. Галлямова, в Предкамье 40% служилых татар были крещеными, а среди остального населения этот процент не превышал 5. [40] Примерно такое же соотношение сохранилось и в ХVII в.
Денежные выплаты, гражданские привилегии, раздача земельных угодий, освобождение от уголовного наказания стимулировали крещение чуваш, марийцев, удмуртов, мордвы, хотя руководство Казанской епархии не ставило в указанный период специальной задачи христианизации язычников.
Материальные привилегии в деле христианизации татар-мусульман играли важную, но не главную роль. Основной причиной их крещения являлись принудительные действия властей, насильственная христианизация. Скажем, простолюдину при переходе на службу правительству уже не угрожала опасность крепостного закабаления феодалами. Крестившись, тягловый крестьянин мог легче и выгоднее вписаться в служилое сословие, быть обеспечен жалованьем, получить земельный надел и т. д.
Согласно Уложения 1649 г., неправославный крепостной крестьянин помещика-«иноверца» в случае крещения, получал вольную. В царской России крепостное состояние было наследственным. Крещение для «инородца» было практически единственным законным способом освобождения от крепостной зависимости.
«Кулачная проповедь» православной церкви в деле христианизации мусульман нередко принимала очень жесткие формы. Например, в 1647 г. романовские служилые татары написали жалобу царю Алексею Михайловичу о том, что местный воевода посадил их в тюрьму, «сажал в цепь и в железа, мучил и принуждал принимать христианскую веру). [41] В 1656 году мордва и татары Шацкого уезда убили рязанского архиепископа Мисаила, «усердно» занимавшегося крещением «инородцев». [42]
Нельзя полностью приписать успехи христианизации среди служилых татар только деятельности священнослужителей. Привлекая в служилое сословие представителей местных народностей края, прежде всего татар, правительство решало, по крайней мере, две задачи:
1) Получало квалифицированные инородческие кадры для исполнения своих функций: военной, административной, торговой, дипломатической;
2) ослабляло противостояние местного населения за счет переманивания влиятельных лиц из лагеря оппозиционно настроенных к новой власти. Основой для комплектования сословия служилых «инородцев» стала та часть татарских мурз и князей, которая перешла на сторону царского правительства еще до событий 1552 г.
Военная победа русских властей делала продолжение борьбы за восстановление самостоятельного национального государства неперспективным для татарских феодалов. При новой администрации их земельные угодья превратились в вотчину московского правительства, чего можно было сохранить или получить в других местностях только при несении службы. Фактор частной собственности, таким образом, сыграл свою роль в формировании «серединной» позиции и лояльного отношения к русским властям значительной части татарских феодалов.
В свою очередь, приняв служилого татарина в «лоно» своей администрации, власти получали уже прямой доступ для осуществления «кулачной проповеди» православной церкви.
В средние века вероисповедание имело огромное значение в формировании религиозного самосознания и общественного мнения. Переход на службу православному русскому правительству уже означал переступление человеком важной черты в общественно-мировоззренческом отношении. Совершение второго шага — обряда крещения во многом зависело от нажима властей. Христианизация служилых татар, князей и мурз имела важное политическое и практическое значение. В тогдашних условиях крещение татарской феодальной верхушки означало потерю статуса правопреемника элитного носителя государственности татарского народа, разъединяло и противопоставляла ее мусульманскому населению края и закрепляло навечно в рядах русского дворянства. Крещение служилых татар открывало возможность самодержавно-церковной власти нейтрализовать их «отрицательное» влияние на мусульман, и на примере их поступка как-то облегчить христианизацию татарского населения.
Правление Михаила Федоровича (1613—1645) вошло в историю России как период наибольшего могущества православной церкви в государстве. Именно в годы его царствования появились законы, ущемляющие право собственности татар-мусульман.
В Уложении 1649 г. отдельной статьей был включен указ о передаче поместных земель служилых татар-мусульман с русскими крестьянами русским дворянам. От потери крепостных крестьян и земельных угодий служилых татар могло спасти только обращение в православного веру. Как уже отмечено, законы освобождали неправославных крестьян служилых «иноверцев» в случае их крещения, от крепостной зависимости. За каждого крещеного крестьянина правительство платило компенсацию в размере 15 руб. Получалось, что крещение крепостного заставляло служилого татарина невыгодно «продавать» государству своего крестьянина. В 1654 г. последовало правительственное распоряжение, дающее право крещеным дальним родственникам наследовать имущество умершего служилого. Ближайшие родственники мусульмане лишались права на наследство. [43] Под предлогом того, что феодалы-мусульмане ущемляют религиозные права крепостных крестьян православного исповедания и вынуждают их переходить в ислам, царь указом от 15 мая 1681 г. приказал изъять из вотчин и поместий служилых татар крепостных христиан. При добровольном крещении владения служилых не только сохранялись в неприкосновенности, но выдавалось и денежное вознаграждение: мурзам — по 10 руб., их женам — по 5 руб., ясачным татарам — по 5 руб. и их женам — по 2, 5 руб. [44] Местные власти в лице подьячих и приставов разъезжали по татарским селениям и требовали исполнение данного закона. Несовершенство миссионерской деятельности церкви не позволяло новокрещеным осознать в полной мере все последствия своего поступка. В течение длительного времени они видели, что за принятие православия человек пользуется льготами, а вся его религиозно-духовная жизнь оставалась практически без изменений. Следует отметить, что правительство жаловало татарских мурз и княжеским титулом. В частности, в 1622 г. за принятие христианства титулы князей получили татарские мурзы Тургеневы, Куликовы, Урусовы. [45]
В средние века одним из главных условий принятия на государственную службу являлось православное вероисповедание кандидата. Этот принцип был нарушен вследствие нужды правительства в пополнении армии служили татарами. Поэтому в рассматриваемый период политика царского самодержавия по унификациии служилого сословия носила двоякий характер: с одной стороны, шло ущемление прав мусульман, а с другой — предоставление льгот крещеным татарским мурзам, князьям и мелким служилым.
В начале ХVIII в., с введением рекрутской повинности в стране, нужда в служилых татарах как боевой конной единицы отпало. Указом от 27 ноября 1713 г. царь Петр I предписал начальству Казанской и Азовской губерний изъять из татарских поместий крепостных православных крестьян. Единственной альтернативой для сохранения поместья указывалось принятие христианства в течение полугода. Как следует из указа, при крещении крепостной крестьянин-мусульманин получал свободу, Местные власти, видимо, неправильно истолковав данный указ или слишком усердствуя в его исполнении, начали конфисковывать у некрещеных мурз в пользу царя не только крепостных крестьян, но и земли. Этот серьезный удар сократил численность и ослабил татарскую феодальную элиту. В 1715 году на основании пояснения к вышеназванному закону действия властей были скорректированы. [46] Но часть служилых татар, подчиняясь указу 1713 г., приняла крещение.
Самодержавно-церковная власть относились к мурзам, князьям, служилым татарам-мусульманам всегда с недоверием. Как логическое продолжение этой политики, но уже в новых социально-экономических и военно-политических условиях, следует воспринимать деятельность царя Петра I, который в 1718 году приписал татарских мурз, служилых к обязательным работам по заготовке корабельного леса в Казанском адмиралтействе, а в 1724 г. уравнял их правовое положение с сословием государственных крестьян.
В период формирования группы старокрещеных татар произошла ликвидация татарских феодалов как класса. Во второй половине ХVI — начале ХVIII вв. принятие христианства было предложено служилым татарам как альтернатива сохранения их экономического положения и социального статуса. Правительственными мерами принуждения, а также материальными подачками, элитная часть татарского народа загонялась в «лоно» христианской церкви. Впоследствии, в результате тесного общения, кровосмешения с русскими, их потомки, ставшие «своими» для царского самодержавия, внесли свой вклад в усиление Российского государства, делали хорошую карьеру, занимали высокие государственные посты и общественное положение.
Основная часть крестившихся князей и мурз вскоре обрусела и потеряла всякую духовно-культурную связь с татарским народом. Русская среда привела к их ассимиляции. В ХVIII-ХIХ вв. не зафиксировано каких-либо случаев отпадения их потомков в ислам.
В начале ХVIII в. в России произошло усиление центральной власти, опеки и вмешательства администрации во все сферы общественной жизни. «С государственных отправлений снята печать церковности и на многие церковные дела наложена печать гражданственности. Церковное управление, сохранявшее в себе остатки от удельного строя, постепенно сдвигалось в общий строй государственной администрации», [47] — писал крупный историк русской церкви Н. М. Покровский.
В 1708 г. в целях упорядочения управления государством царь Петр I разделил страну на 8 губерний. Во главе губерний были поставлены губернаторы, получившие чрезвычайные полномочия: каждый из них не только имел административные, полицейские, финансовые и судебные функции, но и являлся командующим всех войск, расположенных на подведомственной ему территории. Епархиальное руководство должно было «во многом прислушиваться к голосу... новых начальников). [48]
Границы Казанской губернии простирались на севере до Костромы, на востоке до Урала, на юге до р. Терек, на западе до Мурома и Пензы.[49] В состав губернии входили 72 города. Первоначально губерния делилась на воеводства, а с 1719 г. — на провинции (Казанская, Свияжская, Пензенская, Уфимская). [50] В начале ХVIII в. Казанская епархия территориально не претерпела серьезных изменений и «помещалась» в Казанской губернии.
Реформы Петра 1 коснулись и церкви. Заслуживают внимания следующие нововведения императора. После установления обязательного обучения молодых дворян, это требование было распространено и на церковнослужителей. Поскольку священнослужители являлись теми же служилыми людьми, занимающимися религиозным и нравственным воспитанием населения, в «Духовном регламенте» (1721 г.) было предусмотрено введение образовательного ценза для лиц, желающих занять духовные должности. Духовные школы подчинялись начальству епархии, следовательно, оно получало возможность следить за подготовкой будущих священнослужителей и распространять свое влияние на назначение приходского духовенства. Сложившемуся порядку избрания священника приходом был нанесен серьезный удар. Наследственность духовной должности сохранилась. Для детей духовных лиц школа стала обязательной. Вследствие закрытости духовных школ, сословие священнослужителей сделалось еще более замкнутым, обособленным. [51] Волевым решением светской власти было положено начало организации системы духовных школ для подготовки православных священнослужителей.
В Казанской епархии открытие новокрещенских школ произошло намного раньше. В 1707 г. по инициативе митрополита Тихона (1699—1724) 32 детей «инородцев», насильно отобранных у родителей, были доставлены в новокрещенскую школу.
В период правления Петра I принудительные меры при комплектовании училищ, в частности, «цифирных школ», широко применялись и в отношении русского населения. Поэтому в данном случае было бы неуместно говорить об особых притеснениях крещеных «инородцев». Одинаковый порядок в комплектовании учащимися светских училищ и духовных школ объясняется отношением царского правительства к учебным заведениям как к средству выполнения государственной задачи.
Деятельность митрополичьей школы была недолгой. Уже в 1709 году губернатор П. М. Апраксин закрыл ее. Основными причинами такого решения указывались частые болезни детей и смерть семи учеников из-за антисанитарных условий жизни, сурового режима, телесных наказаний. За два года функционирования школы пять учеников прошли полный курс обучения, 20 — выучили часослов. [52] Детей обучали архиерейский певчий и восемь малолетних солдат. Видимо, ученики школы были детьми татар и марийцев.
В 1723 году на основании указов Синода в Казанской епархии была учреждена архиерейская славяно-латинская школа, переименованная со временем в духовную семинарию.
С целью подготовки священнослужителей из местных народностей руководство епархии начало «принимать» в школу наряду с детьми православных священнослужителей и новокрещеных мальчиков. В 1724 году митрополитом Тихоном было набрано 12 детей «инородцев». Правда, спустя год новый митрополит Сильвестер (1725-1731) отправил их домой из-за малолетия. (В славяно-латинскую школу принимались с 7 лет). В 1726 году на обучение было принято 10 детей новокрещеных. Во время поездок по епархии митрополит использовал их в качестве переводчиков. В 1728 году один из выпускников этой школы татарин Иван Дмитриев был определен священником в крещено-татарский приход. [53]
С 1714 по 1734 год дети «инородцев» обучались в архиерейских и монастырских школах. В 1734 году в Свияжске была основана для детей «инородцев» новокрещенская школа. [54]
Однако новокрещенские школы не оправдали надежд епархиального начальства. Языковой барьер между преподавателями и учащимися, организация всего учебного процесса на непонятном для детей церковнославянском языке, грубость нравов в школе и общежитии, антисанитарные условия жизни и другие факторы резко снижали качество обучения. Мнение К. Харламповича о Свияжской школе как об учебном заведении, готовившем в лучшем случае причетников, но только не миссионеров, не проповедников православной веры, [55] в целом можно распространить и на другие новокрещенские школы. Выпускники школ были малочисленны и не могли должным образом повлиять на миссионерскую деятельность церкви.
В 1731 году в Свияжске для Казанской и Нижегородской епархии была создана особая комиссия новокрещенских дел, которая должна была руководить христианизацией «инородцев». В силу ряда причин «Комиссия» не сумела организовать полноценную деятельность.
В начале ХVIII в. царское правительство стало уделять серьезное внимание на предоставление материальных льгот новокрещеным. Указом от 1 сентября 1720 г. за принятие христианства «инородцы» на 3 года освобождались от сборов и налогов. С 1720 г. правительство начало выделять казанскому митрополиту ежегодно 1000 рублей для награждения новокрещеных и строительства в их селениях церквей. [56] В 1722 г. император Петр I издал указ об освобождении крестившихся мусульман от рекрутской повинности. Налоги и рекрутская повинность новокрещеных были возложены на мусульман и язычников. [57] Местные власти нередко нарушали правительственные предписания о предоставлении новокрещеным материальных льгот. [58] После крещения «инородец» получал право на переезд по своему усмотрению в селение, где проживали православные, или в город. [59] Принятие христианства являлось самым действенным средством в освобождении от тяжелой работы в адмиралтействе. [60] Власти продолжали также применение практики освобождения от легких наказаний подсудимых «инородцев» в случае их крещения. [61]
Несмотря на принятые меры, с 1718 по 1731 гг. число крестившихся в Казанском уезде составило всего 2995 человек. [62]
Раньше, при наличии государственности религиозное воздействие, религиозное воспитание татарского народа контролировалось и осуществлялось всеми институтами власти. Народным массам была предопределена пассивная роль. С изменением общественно-политической обстановки, после известных событий 1552 г. татарское население Среднего Поволжья вынуждено было само проявлять инициативу по защите ислама от притеснений властей. Трагические обстоятельства сделали ислам для татар-мусульман поистине «родной» народной религией. В условиях отсутствия политической самостоятельности и при социальном, религиозном и национальном гнете русских властей ислам сыграл для татар консолидирующую роль. Поскольку он занимал «круговую оборону», то конфессиональная исключительность ислама в целом служила на благо татарского народа. Она означала полноценность и национальную гордость татар-мусульман. [63]
Царские предписания об уничтожении мечетей и запрет на их строительство выполнялись по мере возможности. Главную причину неисполняемости указаний царского правительства следует искать в религиозном усердии татарского населения. Разрушение казанским архиереем Лукой Канашевичем (1738-1755) 418 мечетей, из 536 существовавших в Казанском уезде, является подтверждением «ревностной» деятельности татар-мусульман по сохранению ислама.
По мере расширения русской колонизации и православного миссионерства в Среднем Поволжье в рапортах руководства Казанской епархии «мусульманский фактор» фигурирует как одно из главных препятствий, мешающих христианизации «инородцев». Сообщаются такие сведения о переходе в ислам не только язычников, новокрещеных, но и русских людей. [64] С одной стороны, эти факты показывают индифферентизм крещеных «инородцев» и русского населения, с другой стороны — отношение татар-мусульман к исламу.
Светская и духовная власти старались всячески противопоставлять мусульман православным и язычникам, пытались изолировать их друг от друга. Для «сохранения» местных народностей от воздействия ислама в 1728 году был издан указ, предписывающий смертную казнь за переход в ислам язычников и новокрещеных. Пойманных «совратителей» ожидала такая же участь. Таким образом, 22 статья 24 главы Уложения 1649 г., предусматривавшая такую меру наказания только в отношении русских людей за переход в ислам, была распространена на все немусульманское население России. [65]
В отношении грамотности татары — мусульмане выгодно отличались от православных. В рассматриваемый период ислам превратился из религии городов в религию деревни, сельского общества. Поскольку законы мусульманской религии пронизывали все сферы общественной жизни прихожан, не будет большой ошибкой, если скажем, что миссионерской, деятельности церкви противостояли традиции, семейная жизнь, быт сельского татарского населения.
Номинальность и принудительный характер крещения не способствовали усилению религиозности крещеных татар. Наоборот, в 1591 году митрополит Гермоген отмечал их желание возвратиться в ислам. [66] При исполнении известного указа царя Федора Алексеевича 15 мая 1681 года мурзы заявили, что их родня крестилась, чтобы сохранить поместья и «добившись их, кресты сняли». [67] В писцовых книгах 1646 г. по ряду новокрещеным селениям Предкамья имена жителей написаны мусульманскими. [68] Этот источник бледно намекает на одну из сторон жизни крещеных татар — на употребление мусульманских имен.
В 1721 году казанский митрополит Тихон (1699-1724) известил Синод о том, что «из крестившихся прежде магометан больше 30 тысяч человек, одни еще держатся христианской веры, а другие совсем уже отпали от нее». [69] В другом письме (от 11 января 1722 г.) он указывает, что крещеные татары «по указу великого государя из давних лет крещены, народ есть своенравен, хотя богохульства и в других христианских законах и истине в диспутах и не сопротивляются, однако ж по прежнему своему обыкновенно в мерзостях своих закоснели; иные из них и в церковь не приходят, и к приключающимся домовым своим требам священников не призывают, и не исповедаются, и умерших своих без священников же погребают сами в лесах и на полях, а не у церквей» и в заключение указывает, что при увещевании православных духовных лиц дают обещание исповедовать христианство, однако после отъезда миссионера «в прежние свои обычаи больше уклоняются». [70]
Митрополит Тихон, стремившейся к христианскому просвещению «инородцев» через образование, был признан историками православной церкви одним из гуманных казанских архиереев. Тем больший интерес представляют его рекомендации — меры по удержанию в православной вере крещеных татар, отпавших в мусульманство: 1) запретить «под страхом или под штрафом» потребление умерших в прежние (мусульманские — И. З.) кладбища, «прежних кладбищ признаки сровнять», хоронить умерших в указанных местах в присутствие священников, построить в их селениях церкви, обеспечить посещение новокрещеными татарами церкви в воскресные и праздничные дни; 2) отобрать у родителей путем награждения несколько детей для подготовки из них священников; 3) их селения должен систематически посещать «вышший надзиратель ради обучения и дабы имели страх»; 4) «Надлежит главнейшему правителю в усмотрении лучшего всего в управлении предать полную власть». [71]
Казанский митрополит Сильвестр, неоднократно посещавший селения «инородцев», в 1729 г. давал следующую характеристику крещеным татарам с. Абди, принявших православие 170 лет тому назад: они, как и свои прадеды, не говорили по-русски, не понимали смысла христианского учения, не умели исполнять православные обряды. Основными причинами такого плачевного состояния дел начальник епархии считал удаленность селений от церквей, проживание крещеных татар среди мусульманского населения, весеннюю и осеннюю распутицу, существенно затруднявших работу приходского священника. [72] В другом своем донесении от 16 августа 1730 г. митрополит оценивает крещеных «инородцев» «в богомерзких жительствах весьма закостенелыми и упорными»[73] А. Можаровский, один из историков миссионерской деятельности церкви в Среднем Поволжье, после таких фактов вслед за А. П. Щаповым[74] восклицает: «Если таковые были старые новокрещеные, уже более 170 лет обращенные к христианству, то что сказать о тех, которые недавно обращены были в христианство?». [75]
Миссионерская деятельность церкви во второй половине ХVI — начале ХVIII вв. вобрала в себя все особенности социально-экономического, общественно-политического, культурного развития России этого периода. В условиях малограмотности православных священнослужителей христианизация коренных народностей Среднего Поволжья сводилась к совершению акта крещения и выполнению «инородцами» по требованию церковнослужителей религиозных обрядов и внесения «треб». Законодательство «навечно» закрепляла новокрещеного в «лоне» православной церкви. Превращение крещеного татарина в христианина предполагалось делом будущего.
Христианизация через школу ограничилась периодической организацией малокомплектных школ в доме архиерея и нескольких монастырях. Обучение татарских детей на церковно-славянском языке «умерщвляло» и так скромные результаты деятельности новокрещенских школ. Основной формой утверждения новокрещеных татар в христианстве являлись редкие проповеди церковнослужителей.
Однако, необходимо подчеркнуть, что забота царского правительства и русской православной церкви об открытии школ для «инородцев» Среднего Поволжья происходила в то время, когда «элементарное образование господствующей нации» оставалось «в полном пренебрежении». Эту особенность развития просвещения среди населения России во второй половине XVI — начале XVIII вв. отметил еще М. Владимирский-Будалов, назвав ее «странным фактом». [76] В условиях, когда христианизация «инородцев», прежде всего мусульман, была делом государственной важности и имела политическое значение, попечение самодержавно-церковной власти о школьном просвещении коренных народностей края представляется, на наш взгляд, закономерным явлением.
Результаты русской колонизации края, издержки в отношении пришлого православного населения к мусульманам и язычникам, национальный, религиозный, социальный гнет правительства и местных властей воспитывали у коренных народов, в том числе и у татар, «страх перед русской администрацией и опасение перед русскими простолюдинами». [77] Эти обстоятельства отрицательно влияли на процесс крещения «инородцев». Отказ мусульман от крещения привел к широкому применению принудительных мер. Главный упор был сделан на христианизацию служилых татар.
Дифференцированный подход властей в решении административных и судебных дел, в проведении налоговой, социальной, религиозной политики, систематическое противопоставление крещеных к некрещеным и стремление к их изоляции от мусульман положили начало обособлению крещеных. Часть из них, прежде всего служилые, ассимилировались в русской среде, ясачное население начало терять прежнюю связь с мусульманским миром. Видимо, религиозный фактор сыграл свою роль и в формировании неоднозначного отношения татар-мусульман к крещеным. Обособленность крещеных татар закреплялась всеми институтами государственной власти. Пассивность старокрещеных татар в отпадении в мусульманство во многом объясняется внутриполитическим курсом царского правительства в ХVIII—ХIХ вв., когда произошло основательное «консервирование» религиозных верований крещеных татар и уменьшение влияния ислама.

  1. Перетяткович Г. Поволжье в ХV-ХVII веках. «Очерк из истории края и его колонизации». — М., 1877. — С. 268-269.
  2. Алишев С. Х. Исторические судьбы народов Среднего Поволжья. ХVI — начала ХIХ вв. — М., 1990. — С. 97.
  3. Алишев С. Х. Исторические судьбы... — С. 98-100.
  4. Галлямов Р. Ф. Этносоциальная история Предкамья во второй половине ХVI — нач. ХVIII веков (по писцовым и переписным книгам). Дисс... канд. ист. наук. — Казань, 1995. — С. 52.
  5. Там же. — С. 114.
  6. Там же. — С. 72.
  7. Покровский Н. М. К истории поместного и экономического быта в Казанском крае в половине ХVII века. — Казань, 1909. — С. 3.
  8. Галлямов Р. Ф. Этносоциальная история Предкамья... — С. 75.
  9. Фирсов Н. Положение инородцев Северо-восточной России в Московском государстве. — Казань, 1866. — С. 254.
  10. Галлямов Р. Ф. Этносоциальная история Предкамья... — С. 113.
  11. Фирсов Н. Положение инородцев... — С. 256.
  12. Галлямов Р. Ф. Этносоциальная история Предкамья... — С. 75.
  13. Алишев С. Х. Исторические судьбы... — С. 101.
  14. Ермолаев И. П. Среднее Поволжье во второй половине ХVI-ХVIII вв. (Управление Казанским краем). — Казань, 1981. — С. 143.
  15. Фирсов Н. Положение инородцев... — С. 233.
  16. Григорьев А. Н. Христианизация нерусских народностей как один из методов национально-колониальной политики царизма в Татарии // Материалы по истории Татарии. — Вып. 1. — Казань, 1948. — С. 231.
  17. Цит. по кн.: Фирсов Н. Положение инородцев... — С. 230.
  18. Фирсов Н. Положение инородцев... — С. 232.
  19. Фирсов Н. Положение инородцев... — С. 224, 232.
  20. Алишев С. Х. Исторические судьбы... — С. 237-238.
  21. Алишев С. Х. Исторические судьбы... — С. 241-242.
  22. Знаменский П. Руководство к русской церковной истории. — Казань, 1886. — С. 223.
  23. Покровский И. М. Русские епархии в ХVI-ХIХ вв., их открытие, состав и пределы. — Т. 1. — Казань, 1897. — С. 140, 143-144.
  24. Покровский И. М. Значение высшей русской иерархии и исторические условия ее служения церкви и государству до ХVIII века. — Казань, 1898. — С. 21.
  25. Можаровский А. Изложение хода миссионерского дела по просвещению казанских инородцев с 1552 по 1867 года. — М., 1880. — С. 15.
  26. Можаровский А. Изложение хода... — С. 16-17.
  27. Гилязов Н. А. Политика христианизации народов Среднего Поволжья в ХVI-ХVII вв. в западной историографии. // Межэтнические и межконфессиональные отношения в Республике Татарстан. — Ч. 2. — Казань, 1993. — С. 159.
  28. Галлямов Р. Ф. Этносоциальная история Предкамья... — С. 60-61.
  29. Знаменский П. Руководство к истории... — С. 104-105.
  30. Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства. — Казань, 1991. — С. 158.
  31. Никольский Н. В. Распространение христианства... — С. 37
  32. Можаровский А. Изложение хода... — С. 24.
  33. Покровский И. К. К истории казанских монастырей до 1754 г. — Казань, 1902. — С. 12.
  34. Малов Е. О. О новокрещеной конторе. — Казань, 1878. — С. 94.
  35. Никольский Н. В. Народное образование у чуваш. // Православный собеседник. — 1904, июль-август. — С. 264
  36. Никольский Н. В. Христианство среди чуваш Среднего Поволжья в ХVI-ХVIII веках. Исторический очерк. — Казань, 1912. — С. 43.
  37. Хрусталев А. Очерк распространения христианства между иноверцами Казанского края. // Миссионерский противомусульманский сборник. Труды студентов миссионерского отделения при Казанской духовной академии. — Вып. V. — Казань, 1874. — С. 42-43.
  38. Никольский Н. В. Основы инородческого просвещения. — Казань, 1919. — С. 7.
  39. Никольский Н. В. Народное образование у чуваш... — С. 215.
  40. Галлямов Р. Ф. Этнические процессы в Предкамье после завоевания его Русским государством. // Межэтнические и межконфессиональные отношения в Республике Татарстан. — Казань, 1983. — С. 227.
  41. Лука Канашевич, епископ Казанский. // Православный собеседник. — 1858. — Ч. III. — С. 237.
  42. Доброклонский А. Руководство по истории русской церкви. — Вып. 3. — М., 1889. — С. 3.
  43. Можаровский А. Изложение хода... — С. 33.
  44. Можаровский А. Изложение хода... — С. 34-35.
  45. Алишев С. Х. Социальная эволюция служилых татар во второй половине ХVI-XVIII веков. // Исследования по истории крестьянства Татарии дооктябрьского периода. — Казань, 1984. — С. 62.
  46. Григорьев А. Н. Христианизация нерусских... — С. 234.
  47. Покровский Н. М. Русские епархии в ХVI-ХIХ вв., их открытие, состав и пределы. — Т. 2. — Казань, 1913. — С. 3.
  48. Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. — М., 1983. — С. 88.
  49. Синицына К. Р. История Татарстана и татарского народа. — Казань, 1995. — С. 75.
  50. Покровский Н. М. Русские епархии... — Т. 2. — С. 10.
  51. Знаменский П. Приходское духовенство в России со времени Петра. — Казань, 1873. — С. 16-17.
  52. Горохов В. М. Реакционная школьная политика царизма в отношении татар Поволжья. — Казань, 1941. — С. 18-19.
  53. Григорьев А. Н. Христианизация нерусских народностей... — С. 233.
  54. Износков Н. Об образовании инородцев и о миссии в Казанской епархии. (Исторический очерк). — М., 1909. — С. 4.
  55. Харлампович К. Казанские новокрещенские школы. (К истории христианизации инородцев Казанской епархии в 18 в.). — Казань, 1905. — С. 18.
  56. Фирсов Н. Инородческое население прежнего Казанского царства в Новой России до 1762 года и колонизация закамских земель. — Казань, 1870. — С. 459.
  57. Алишев С. Х. Национальные аспекты в антифеодальной борьбе крестьян. // Национальный вопрос в Татарии доооктябрьского периода. — Казань, 1990. — С. 55.
  58. Никольский Н. В. Христианство среди чуваш Среднего Поволжья в ХVI-ХVIII веках. Исторический очерк. — Казань, 1912. — С. 69.
  59. Там же. — С. 70.
  60. Там же. — С. 68.
  61. Ногманов А. И. Российское законодательство второй половины 16-18 вв. как источник по истории татарского населения Среднего Поволжья и Приуралья. — Дис... канд. ист. наук. — Казань, 1984. — С. 161.
  62. Ногманов А. И. Российское законодательство... — С. 163.
  63. Загидуллин И. К. Взаимоотношения православия и ислама в Среднем Поволжье. // Межэтнические и межконфессиональные отношения в Республике Татарстан. — Казань, 1993. — С. 158.
  64. Никольский Н. В. Христианство среди чуваш... — С. 42, 56-57; Можаровский А. Изложение хода миссионерского дела... — С. 25-26, 39.
  65. Ногманов А. И. Российское законодательство... — С. 162.
  66. Можаровский А. Изложение хода... — С. 25.
  67. Там же. — С. 35.
  68. Галлямов Р. Ф. Этносоциальная история Предкамья... — С. 94.
  69. Можаровский А. Изложение хода... — С. 45.
  70. Там же. — С. 46.
  71. Там же. — С (46-47 (
  72. Лука Канашевич, епископ Казанский. // Православный собеседник, 1858. — Ч. III. — С. 234-236.
  73. Можаровский А. Изложение хода... — С. 52.
  74. Лука Канашевич, епископ Казанский... — С. 237.
  75. Можаровский А. Изложение хода... — С. 52.
  76. Владимирский-Будалов М ( Государство и народное образование в России с XVII века до учреждения министерств ( — М. ( 1874 ( — С (56 (
  77. Никольский Н. В. Христианство среди чуваш... — С. 56. 

Комментариев нет:

Отправить комментарий